— Ах, как трудно порядочной девушке найти трех подходящих самцов для создания здоровой семьи! — передразнивал Лерка.
Гадюка красиво вспыхивала и возмущенно отзывалась: — Тебе не понять. Ты еще ребенок! Это не так-то просто.
Землянин, выдавая скромную глуповатую улыбку, «утешал»: — Очень даже просто. Чем тебе не подходящие ребята: Лом, Пух и я? Лом и Пух уже согласны. Меня еще надо уговорить.
— Ах ты, нахал! — веганка бросалась в атаку, а мальчишка прятался за хохочущего Лома. Отчаявшись дождаться сочувствия от насмешника, змея искала других собеседников.
— Опять завела свою шарманку, — услышав новые сетования подружки, Лерка пожимал плечами и отходил в сторону. Для жалоб у веганки оставался только Пух, сёрк с Дизерты.
Пух, похожий на тушканчика, покрытого взъерошенной голубой шерстью, представлял собой почти идеально круглый глазастый шар с длинным, тонким хвостом с яркой синей кисточкой на конце. Передние и задние глазки обеспечивали ему отличный обзор, а выразительные движения хвостовой кисточки служили дополнительным средством общения. Пух отличался необыкновенной прыгучестью. Сёрк летал над поверхностью Детского мирка — так прозвали экспериментальную планету взрослые — как диковинный артиллерийский снаряд и обладал примерно такой же убойной силой. Случайно оказаться на его пути, наверное, было бы очень опасно, но никому из друзей это не грозило. Траектории полетов рассчитывались исключительно точно.
Гадюку доброжелательный и терпеливый Пух выслушивал охотно и очень сочувствовал, хотя понимал едва ли одно слово из трех, а когда уставал, внезапно взвивался в воздух и мчался куда-то по своим неведомым делам.
Самым загадочным в пятерке был, конечно, Квантик. Характер его присутствия на Детском мирке, так же как и в этой Вселенной, чисто условный, определялся самой формой существования подобных существ, энергонов. То ли частица, то ли волна, изменчивый материальный объект, скользящий по времени и пространству одновременно в одном и во многих далеких мирах, он всегда был где-то там или где-то здесь. О появлении Квантика «где-то здесь» ребята узнавали по яркой вспышке на экране контакт — визора и в собственном сознании. Мысленный контакт выдавал картинку небольшого белого шарика — символ, которым энергон обозначал себя, — и поток мыслеобразов, большей частью совершенно непостижимых.
Какой увлекательной игрой это было сначала — угадать, что квант хотел сказать! Потом Квантика засыпали вопросами, пытаясь выяснить, кто же из ребят оказался прав. Угадать удавалось редко, чаще появлялись лишь новые загадки. Седов первым начал отвечать другу мысленными картинками, пытаясь договориться, выработать систему общих символов, наладить настоящее общение. За ним последовали робкие попытки остальных. И контакт получился! Ребята понемногу заговорили, на, казалось бы, совершенно невозможном языке. Энергон по-прежнему общался лишь мыслесвязью и всегда излучал удовольствие, улавливая яркие Валеркины мыслеобразы. Остальным мыслеречь давалась намного труднее.
Седов оказался самым способным к языкам, вернее, к формам связи, и на первых порах нередко служил друзьям переводчиком. И никогда не отказывался переводить, что очень помогало землянину завоевать уважение в группе. Валерка, как никто другой, сознавал важность взаимопонимания: если бы хоть какой-нибудь язык мог вернуть ему любовь матери, он бы его обязательно выучил!
Квантик страшно обрадовался полученному от Лерки прозвищу, понял и одобрил его смысл.
— Не совсем, конечно, правильно, — передал он, — Но очень-очень близко.
Общение с Валеркой вызывало у Квантика огромный интерес, позволяя немного лучше узнать совершенно чуждую, устойчивую форму бытия.
— Этот Квантик, он все-таки странный! — сказала как-то Седову веганка, задумчиво разглядывая себя в зеркальной стене Дома — Убежища.
— Только сейчас заметила? — спросил ошеломленный внезапным откровением Лерка. — А до этого ты думала, что он такой, как мы все?
— Ну да. Представляешь, он сегодня сказал, что я очень красивая! — Гадюка довольно качнула сплетенным в петлю туловищем. — Будь он чуть больше похож на нас, я бы, пожалуй, согласилась выбрать его третьим мужем!
— Его? Почему не меня? — Валерка не удержался от подначки.
— Тебя? Никогда. Ты самоуверенный и наглый. А он… — веганка поколебалась и тихо добавила. — Он очень милый.
«Не поймешь этих девчонок! Влюбилась»! — землянин не нашел слов для обычного ехидного ответа. Сказать, что признание удивило, было бы очень большим преуменьшением. Что милого можно найти в сгустке энергии-материи?
Но Квантик нравился и Лерке. И Гадюка была права. И экспериментаторы оказались правы. Совместное воспитание — тех, кто выстоял, приспособился и выжил, — выработало в ребятах совершенно особое восприятие Чужих. Хотя их дружная пятерка оказалась на Детском мирке скорее исключением. Успешных групп было не так уж много.
Эксперимент прекратился, когда Лерке исполнилось семнадцать. В галактике появилась Пандора. Слабые ростки взаимопонимания, — то немногое, что удалось сделать Галактическому Центру для межрасового сотрудничества, — погибли мгновенно, сменившись настороженной враждебностью. Все надежды теперь возлагались на Паломничество. Детство закончилось. Валерий Седов вернулся на Землю.
По настойчивому приглашению галактической СБ, Валерка сразу отправился в столицу. Дождливая и серая, июльская Москва разочаровала мальчишку. Запрет на управление климатом, по требованию экологов, соблюдался строго, но не добавлял привлекательности мегаполису. Никакого сравнения с великолепной Альгамброй, важнейшим космопортом Содружества, Теджем — центром империи Денеба или Реалтой — столицей Веги, которые так часто демострировались в учебных фильмах. Однако Лерка знал, что после разрушения Нью-Йорка террористами, Великого землетрясения в Китае и образования четырех основных национально-политических аггломератов, Москва продолжала оставаться главным городом Солнечной системы, несмотря на все попытки президента Руиса, уроженца Марса, перенести столицу в Марсоград. После установления в мегаполисе планетарных порталов и создания огромных лесопарковых экологических зон, разговоры о переносе столицы прекратились. Инопланетяне и земляне предпочитали Марсу благоустроенную Москву. Седов, ни секунды не колеблясь, выбрал бы Вегу, Реалту.